Братья Лужецкие родились в семье нациста и русской. Родители развелись. До 10 лет они проживали в Кировограде с матерью, потом с отцом-нацистом в Тернополе. Всё детство, в семье, школе и на улице отстаивали своё право быть русскими. Повзрослев, занялись строительным бизнесом. Бизнес шёл успешно. Братья участвовали в политике. Помогали организовывать пророссийские митинги. Во время майдана поддерживали антимайдан. Организовывали поездки антимайдановцев в Киев. После победы майдана уехали в Москву, куда решили перебраться на постоянное место жительства, в связи с тем, что на них начал охоту Правый Сектор. Им разгромили квартиру и офис в Киеве. Сожгли автомобиль.
Летом 2014 братья приехали на Украину за семьями и в надежде нанять на работу в Москве специалистов, с которыми работали ранее. Отец, узнав об их приезде, написал заявление в СБУ. Братьев арестовали в Киеве, в кафе во время встречи с представителями Партии регионов.
Валентин Филиппов: Здравствуйте! Ситуация, конечно, не очень смешная. Но я всё время думаю, как Вас сумел отличить судья? Почему одному 14, а другому 15?
Ярослав Лужецкий: Ну, Дима немножко побольше. И по весу, и по росту. Ему на годик больше дали.
Дмитрий Лужецкий: Просто у нас тут такая ситуация, более оратор — я. И я им выпил крови больше, чем брат. И нервов больше попортил.
Валентин Филиппов: Ну, тот, который молчит, он опасней выглядит
Дмитрий Лужецкий: Ему дали 14.
Валентин Филиппов: Я хотел ещё раз напомнить себе и тем, кто это будет читать: вас обвиняют в вербовке боевиков, как они выражаются, да?
Дмитрий Лужецкий: В вербовке ополченцев.
Валентин Филиппов: Ну, для них это боевики и террористы. Я просто иногда задумываюсь, если бы действительно происходила вербовка, и за такие деньги, как они говорят, так у них всё ВСУ бы перебежало к ополченцам.
Дмитрий Лужецкий: Ну, так я тоже так говорю.
Валентин Филиппов: Ну, я так понимаю, что Вы занимались антимайданом до войны?
Дмитрий Лужецкий: Мы присутствовали на антимайдане. Поддерживали и помогали.
Валентин Филиппов: Хорошо, скажите, пожалуйста. Есть надежда на какую-то апелляцию? Или Вы на Украину уже никак не рассчитываете?
Дмитрий Лужецкий: Сказали, что на апелляцию можно не рассчитывать. Ещё может что-то дать кассация. Потому, что это, в принципе, один город, и судьи всегда друг друга поддерживают.
Ярослав Лужецкий: Это Западная Украина.
Валентин Филиппов: Я вот чего и интересуюсь. Не может суд быть перенесен в какой-то другой регион?
Дмитрий Лужецкий: Апелляцию вряд ли перенесут. Нечем оперировать. Потому что, даже когда мы оперировали тем, что хотим отвести адвокатов за недоверие, после того, что на них происходит давление, мы несколько раз подавали «клопотання» о том, что бы отвели прокурора. Поскольку прокурор нам угрожает. Она напрямую нам говорила: — «Я Вас посажу, я патриот, и Вы будете сидеть». Мы несколько раз в начале пробовали судей отвести. Это всё отклонялось. То же самое.
А сейчас, о переносе апелляции в другой город, оно….
Валентин Филиппов: Так что? Какие тогда перспективы, кроме сидеть от звонка до звонка?
Дмитрий Лужецкий: Рассчитываем ещё на кассацию. Может пересмотр дела. Дело было неправильно собрано. Там же нет прямых улик и доказательств. Все доказательства являются косвенными.
Валентин Филиппов: А, скажите, на Вас распространяется этот «закон Савченко»? Мне долго объясняли, что там год за четыре. В СИЗО. Что-то такое. Нет?
Дмитрий Лужецкий: Год за два? Ну, не знаю. В приговоре, по крайней мере, об этом не написано. В принципе, в приговоре должно быть написано, что срок 15 лет отбывать наказание за минусом, там день за два. Но этого в приговоре не написано. В приговоре чётко написано, что 15 лет. Срок отсидки считать с момента задержания. Всё.
Валентин Филиппов: Так даже? Я просто сам из Одессы. У меня там друзей кого сажают (правда, таких безумных сроков не дают), но они там считают, что день в СИЗО за четыре…
Дмитрий Лужецкий: За два.
Ярослав Лужецкий: День в СИЗО считается за два. Мы 19 месяцев отсидели в СИЗО, это должно считаться 3 года и два месяца.
Дмитрий Лужецкий: Нам этого не засчитали.
Валентин Филиппов: Понятно. То есть, «закон Савченко» Вам не предложили.
Ярослав Лужецкий: Это Западная Украина. Это не Одесса. Здесь рассматриваются дела совсем по-другому. Мы для них – предатели Родины. Мы для них – террористы. Вербовщики. И всё, что только можно, они на нас повесили. Это даже не суд. Они нас не осудили. Они закатали нас.
Дмитрий Лужецкий: Последних два заседания… Последнее заседание, на котором должны были, это 18 февраля было, на котором они уже рассмотрели дело, должны были произойти дебаты, должен был произойти наш допрос, должно было быть последнее слово, — у нас этого не было.
Ни дебатов, ни последнего слова.
Этого ничего не было.
Они провели заседание без нас.
Прокурор подал на срок без нашего присутствия.
19 февраля, это была пятница, судья без нас вынесла вердикт. Приговор.
22 февраля нас привезли на судебное заседание, и секретарь нам вручил приговор в руки, сказал: — «Пожалуйста, распишитесь».
Валентин Филиппов: Что-то мне это напоминает.
Дмитрий Лужецкий: Что именно Вам напоминает?
Валентин Филиппов: По Солженицину. В «Архипелаге ГУЛАГе» описывается, как заходишь в кабинетик, расписываешься и уходишь. И всё. Дальше баня и этап.
Дмитрий Лужецкий: Вот, что-то, вроде такого. На 23 февраля нам тоже здесь администрация сделала подарок. Поздравила с Днём Защитника. Перевернули камеры. Полностью. Обыск сделали. Даже, у меня вот был обогреватель, такой, вентилятор, так забрали. И не возвращают.
Сказали: — «Вот Вам ребята поздравление от Украины. С 23 февраля».
Валентин Филиппов: Я вот тут про Вас интересовался. Ну, не только про Вас, но Вас, как пример приводил. По поводу обмена.
По поводу того, что вообще, на самом деле, если в России утверждают, что мы все – один народ, Россия могла бы в рамках тех же Минских Соглашений, там же оговорена амнистия именно людям, причастным к событиям на Юго-Востоке Украины. Как они сформулировали.
Попытки обмена?
Дмитрий Лужецкий: Я не знаю, что сказать по поводу обмена…. Мы долгое время его ждём. У меня была возможность разговаривать с Дарьей Морозовой. В первый раз, за 19 месяцев. Даша объяснила, что «ребята, у Вас тяжёлые статьи, Вас уже осудили, я не знаю, что Вам сказать».
У нас тут самое тяжёлое, это 111 статья. 111 – она в любом случае не подпадает под амнистию.
Ярослав Лужецкий: Это «предатели Родины».
Дмитрий Лужецкий: Как мне объяснила Дарья.
Ярослав Лужецкий: Ну, Украина сделала всё возможное, для того, чтобы нас не обменять. Они боятся, что когда мы выйдем, мы сможем побольше рассказать, что здесь происходит. И, что происходит с людьми, которые попадают в СИЗО, в тюрьму. О всех пытках, которые мы прошли. И плюс 19 месяцев одиночных камер.
Дмитрий Лужецкий: Я не знаю, кто ещё из наших ребят, которых сейчас обвиняют в сепаратизме, кто ещё сидит в одиночной камере. Мы получаемся единственные, которые всё время пребываем.
Валентин Филиппов: Ну, я так понимаю, Вы ни на какие сделки со следствием ни в коем случае не шли. И, наверное, этим тоже очень сильно разозлили.
Дмитрий Лужецкий: Изначально у нас была 63 статья. Потом прокурор несколько раз говорил: — «давайте, ребята, идите на сотрудничество, дадим Вам по 5 лет». Мы отказывались.
Потом даже был такой момент, когда нас в СИЗО возят через КПЗ. СИЗО находится далеко от города. Восемь километров. И перевалочная база получается КПЗ в городе Тернополе. И даже получилось, ко мне пришёл отец. Который нас и сдал. Пришёл на свидание. Я уже согласился с ним поговорить. И он тоже мне передавал некоторые такие месседжи, по поводу сотрудничества. «Ребята, пойдите на сотрудничество со следствием и Вам дадут меньше срока. Обещал прокурор». Мы от этого отказывались. Поэтому, нас даже не допрашивали.
Ярослав Лужецкий: Ну, какое может быть сотрудничество, когда от тебя добиваются просто фамилии людей, которые поддерживают Республики и выступают против этой власти. Это получается, что мы будем ходить на свободе, а кто-то будет через нас сидеть, а семьи будут страдать.
Валентин Филиппов: Ну, я смотрю, в Тернополе всё по-настоящему. Потому, что в той же условной Одессе предлагается признаться в том, что лично Путин тебе выдал тыщу долларов на свержение режима, и этого бывает достаточно.
Дмитрий Лужецкий: У нас, кроме того, что у нас требовали признания о том, что нас вербовали сотрудники ФСБ, что мы чуть ли не агенты ФСБ, у нас вот это требовали. Признания. А также у нас требовали фамилии некоторых людей, и даже конкретно задавали вопросы о людях. Мы отказались, — потому что мы приняли решение, что если даже будем страдать мы, то никто больше страдать не должен.
Поэтому, мы отказались вообще сотрудничать.
Валентин Филиппов: А, извините, такой личный вопрос. Если Вам неприятно – не отвечайте. Вы не думаете, что Ваш отец не ожидал такого оборота событий? Когда обращался к правоохранителям….
Дмитрий Лужецкий: Ну, я, в принципе, стараюсь не сильно осуждать и судить своего отца. Для этого есть Господь на небе. Он сам его осудит.
Отец…. От него были такие слова, когда я ему задал вопрос «Почему?», он сказал: — «Я хотел Вас спасти»…..
До сих пор, до сегодняшнего дня не понятно, от чего спасать.
Валентин Филиппов: Может он наивно полагал, что демократическая новая Украина проведёт с Вами беседу….
Дмитрий Лужецкий: Я не знаю, на что он рассчитывал. Что он предполагал. Я даже не сильно хочу углубляться. Факт есть фактом. Факт совершённого поступка.
Валентин Филиппов: В общем, в нашей истории это всё было. Я даже не знаю, что Вам сказать. Пытаюсь найти какие-то добрые слова. Вселить надежду. И единственное, что вспоминаю, что есть у меня товарищ, он на Донбассе сейчас. Но он отсидел 12 лет, его освободила Армия Новороссии. Просто его тюрьма оказалась там.
Дмитрий Лужецкий: Я Вам скажу, что по большому счёту мы уже были готовы. Конечно, для нас был немножко шок – большие сроки. В принципе, доказательств-то нет никаких. А свидетелей, кроме основных двоих свидетелей, которые свидетели со стороны спецслужб, кроме них, остальные свидетели нас оправдывают.
Но, даже не смотря на это, суд принял такое решение.
Мы были готовы. Ну, пускай 8 лет. 5 лет. Срока, который нам дадут. Но не 15 лет. Это единственное, что было таким небольшим потрясением. Ну, за те 19 месяцев, которые мы здесь находимся, мы уже готовы ко всему.
И, если учитывать всё то, что мы уже пережили, что мы прошли, если учитывать момент задержания, что мы проходили во время допросов, то нас этот цирк уже не пугает. Единственное, хочется понимать, за что.
Валентин Филиппов: За то, что Вы – русские.
Дмитрий Лужецкий: Ну, мы это прекрасно понимаем, за то, что мы русские. Знаете, с другой стороны, даже если и будет этот срок 15 лет, я его отсижу с гордостью.
Потому, что я знаю, что меня если осудили, то осудили за то, что я – русский.
Я с детства, с самого рождения, мы же родились в Кировограде, наша бабушка по происхождению из Сибири, и мы всё время, изначально, пока не попали на Западную Украину, мы думали, что мы живём в России.
Уже когда мы попали сюда, в детстве, наш отец нас забрал. Получились такие семейные обстоятельства. Мы узнали, что это – Украина.
Когда приехали сюда, мы с братом защищали друг друга. Нас здесь даже не называли русскими, к нам кличка с детства привязалась «москали». Нас так называли.
Ярослав Лужецкий: Москали, зэки.
Дмитрий Лужецкий: Этим и дразнили. Мы защищались постоянно. Отстаивали своё происхождение. Тем более, даже сейчас я могу с гордостью отсидеть 15 лет за то, что я – русский.
Валентин Филиппов: Ну, я надеюсь, что об этом задумаются и в Москве. Однажды. Всё-таки. Наконец-то.
Они же клянутся, что русские своих не сдают.
Дмитрий Лужецкий: Хотелось бы тоже. Русские своих не оставляют и не бросают. Хотелось бы это видеть не только на словах. А ощутить это на своей практике.
Всем доказать, что «мы, русские, своих не оставляем». Русские, наши же братья и сёстры. Славяне. Чтоб не оставили в беде.
Валентин Филиппов: Ну, что…. Давайте будем пытаться достучаться и до Москвы, и до Донецка. И будем надеяться, что Украина столько не проживёт. 15 лет – это смешно. Где 15 лет, а где Украина?
Ярослав Лужецкий: Ну, мы хотим сказать, чтобы знали, как в Москве, как в Донецке, как на Украине. Мы не сдаёмся. Мы руки не опускаем. У нас истерики нету. И мы знаем, ради чего мы боремся. И даже в этих стенах мы всё равно боремся. И на каждом суде мы доказывали, Донецк и Луганск, — это не есть террористическая организация. Это есть Республики, которые состоялись. Как бы кто этого ни хотел. Как бы кому это не нравилось.
Валентин Филиппов: Ну, собственно, никто, кроме Украины их террористами не называет. И даже Украина юридически не утвердила, что это террористы.
Ярослав Лужецкий: Они официально говорят – отдельные районы Донецкой и Луганской области. И какого они нам вешают терроризм? Это незаконно. Они их называют незаконными, а на самом деле Киев незаконно поступил с нами.
Валентин Филиппов: На Украине юридической логики нет.
Дмитрий Лужецкий: Я Вам скажу, Украину сейчас пленили бандформирования фашистов и нацистов. Здесь больше ничего сказать невозможно.
Ярослав Лужецкий: И когда посмотришь, что сейчас творится в Киеве, когда нацисты идут и громят российские банки, и никто их не останавливает, и эти фуры на Украине блокируются, это получается беспредел. И эта власть в Киеве, она на всё закрывает глаза. И разрешает этим нацистам всё делать. О чём тут можно говорить?
Валентин Филиппов: Я вовремя сбежал из Одессы.
Дмитрий Лужецкий: В любом случае, Вы, даже находясь там, вносите свою лепту в борьбу. Борьбу против фашизма и нацизма.
Валентин Филиппов: Я, когда ехал сюда, я надеялся, что отсюда можно будет что-то сделать. Так и получается — теперь Вы там. Мы тут.
Ярослав Лужецкий: Мы после майдана тоже жили в Москве. Просто надо было вернуться.
Дмитрий Лужецкий: На три дня. Мы не думали, что нас….
Валентин Филиппов: Да, я знаю Вашу историю. Грустная история получилась.
Ярослав Лужецкий: Ну, уж, какая получилась. Главное, что идёт борьба дальше. Что другие люди ведут борьбу с этой властью.
Ваше прошлое интервью с нами, я Вам скажу, прокурорша распечатала и принесла на суд. Сказала: — «Смотрите, в России Вы герои. Русские не сдаются».
Валентин Филиппов: Ну, пусть знает и прокурорша .
Дмитрий Лужецкий: Конечно, пусть знает.
Валентин Филиппов: Русские долго собираются. Тянут. Но я верю в Чудо. Россия очнётся.
Дмитрий Лужецкий: Я Вам скажу, я со многими общаюсь, люди беспокоятся. И они тоже не понимают – чего ждём? Чего ждём в освобождении Киева?
Валентин Филиппов: Сейчас это большая кровь будет. Надо было раньше. Сейчас это будет гораздо сложнее, мне кажется.
Дмитрий Лужецкий: Будем надеяться на лучшее.